Между душевным равновесием, искусством и модной индустрией существует невидимая, но очень прочная связь. Художник способен трансформировать внутренние переживание и горечь в полотно, вылить в краски печаль и облегчить страдания. Дизайнер может создать коллекцию-месседж и, не проронив ни слова, поделиться сокровенным. Но не всегда это помогает. Случаев, когда под прессингом ломаются таланты, предостаточно. Одни находят выход и возвращаются, другие — ищут убежища, из которых порой невозможно выбраться.

В 2015-м исландские ученные обнародовали результаты еще одного исследования в сфере эмоциональной восприимчивости, в очередной раз подтвердив, что творческие личности на 25% больше страдают биполярным расстройством. Не удивляет. Художники и кутюрье постоянно сопротивляются собственным страхам и переживаниям. У Пикассо, например, существует значительная разница между его «голубым» и «розовым» периодами. Меланхолические оттенки голубого как будто топят чувство потери. Именно в этот период умирает Карлос Казагемаз, друг художника. Четыре года попыток преодолеть то, что, увы, невозможно изменить, развиваются в яркий «розовый период». Тоника радостного оранжевого и насыщенного красного покрывают полотна как вспышки-воспоминания о близком человеке.

«Солнце начинает садиться — внезапно небо становится кроваво красным»,- пишет Эдвард Мунк в своем дневнике. «Я строю, дрожа от чувства тревожности. Я ощущаю бесконечный крик, пронизывающий природу». Картина «Крик» — это представление страха современного человека, который Мунк испытывал сам на протяжении своей жизни как человек, но и нуждающийся в нем как художник. «Мой страх жить необходим мне, он как моя болезнь. Но если преодолеть ее, тогда мое искусство разрушится». Эдвард — один из тех, кто преломил фобию в спусковой механизм собственного гения. Примеров душевного беспокойства и всплесков креативности в мире искусства предостаточно — Ван Гог, Франсиско Гойя, Фрида Кало. Но художник, так или иначе, более свободен от внешнего давления, в отличие от дизайнера.

«Я боялся сказать «нет». Я думал это проявление слабости. И чем больше был успех, тем чаще я говорил «да». И продолжал работать свыше того, что способен выдержать». Такими были слова Джона Гальяно в его первом интервью для журнала «Vanity Fair» после того, как его уводили с поста креативного директора Dior. На подиуме он превращался в настоящую фантасмагорию. Пресса и приглашенные гости практически всегда испытывали равносильное ожидание, как к коллекции, так и к финальному поклону. Кто он — тореадор, моряк, пират, Наполеон или космический покоритель вселенной. Восторг, успех, прирост, а то и удвоение доходов бренда за год. Но за красивым шоу, за мишурой и декорациями, рулонами дорогих тканей стоял не только Джон Гальяно — дизайнер, там еще был Джон Гальяно — человек. И именно этому тандему «двое: я и моя тень» нужно было генерировать и контролировать 32 коллекции в год. Цифра — не ошибочна. Достаточно вспомнить, что помимо ready-to-wear, был haute couture, pre-collection, круиз, галантерея, ювелирные изделия, парфюмерия, детская линейка, и почти такой же алгоритм для собственного бренда.

Мода — это бизнес на 80% и на 20% искусство. Да, дизайнер — это художник. Его творения созидательны, эксцентричны, сценичны, но фактически это все о продаже, о материальном благе. Эмоциональное напряжение в таком замкнутом круге отдачи неизбежно. Для хрупкого восприимчивого художника рано или поздно наступает коллапс. Наедине с собой он физически и психологически самый настоящий банкрот, отдавший все внутреннее во благо внешнему. В таком случае у финала есть два варианта. Выплеснуть накипевшее и выкарабкаться или же трагичный, тот, после которого все наперебой твердят о потере и скорби. Гальяно выбрал первый вариант. Ушел, но сумел вернуться. На Лондонской недели моды во время его дебюта для бренда Maison Margiela он был собой. Белое пальто и волосы, собрание в конский хвост. Лаконично, просто, символично. Он больше не исполняет роль, он дизайнер, он дает короткий поклон и скрывается за кулисами. Он здесь, рядом со своей работой, со своим эскизом, кроем, с лицами, которые представляли его новую коллекцию. В интервью для французской газеты «Le Point» на вопрос о причинах своего скандального поведения Гальяно ответил, наверное, настолько искренне, насколько это возможно лишь в личной беседе: «Я совершил профессиональный суицид, чтобы убежать от того ужасного давления, с которым я столкнулся». История Джона Гальяно, история отношений творчества, бизнеса и психологического благосостояния. Она поучительна и конец в ней обнадеживающий. Но бывает совершенно по-другому.

В своих работах Ли МакКуин часто открывал темные стороны души. Его переживания и возможные страхи трансформировались в фантастическую работу кутюрье и не менее завораживающий подиум. Безусловно, нет никакого таинства в том, что дизайнер страдал от депрессий и обладал крайне подвижным эмоциональным восприятием. 95-й год, интервью для Dazed, посвященное первой мужской коллекции ready-to-wear дизайнера. Журналист восторженно хвалит коллекцию, уверяя, что в этот раз в восторге остались все — от байеров до критиков. Ответ МакКуина: «Все. Кроме меня».

Мода для него была одновременно и попыткой побега, и постоянным поиском перфекционизма. В своем ателье, как в маленьком убежище, Александр МакКуин обрисовывал в формы мистическое и живущее глубоко внутри его души. Но за приделами ателье, за приделами творческого инсайта, его ждала остальная часть команды, продающая его творческие импульсы за миллионы фунтов. Художник МакКуина нуждался в релизе, в выпуске собственных волнений, но в то же время страдал от системности, от постоянного «must». Возможно, для него лучшим вариантом было бы уйти в кутюр, как поступили дизайнеры бренда Viktor & Rolf. Возможно, что-нибудь еще. Отношения дизайнера и его близкого друга, Изабеллы Блоу, тоже невозможно назвать идеальными. Они были спорны, противоречивы, но необходимы. Амбициозный студент, недовольный собой, и личность, чье слово в модной индустрии на вес золота. Оба с темными мыслями, оба с отторжением, оба зависимы от дикой красоты, но дополняющие друг друга. Изабелла ушла в 2007-м, Александр Маккуин в 2010-м. Потеря для индустрии, чувство скорби для искусства, «escape» для дизайнера.

Еще одна грустная история у бывшего креативного директора Balmain — Кристофа Декарнена. То, что сейчас называют современным наследием модного дома — принадлежит фантазии застенчивого парня. Да, именно этот «shy boy» стоит за тем, что хлопковая футболка Balmain стоит 1500$. И это еще не так уж много. За блески или более сложный крой придется заплатить уже 3000$. Его экстраваганза на подиуме сияла. Вирусом «Balmainmania» заразилась практически вся европейская селебрити-аудитория — Гайя Репосси, Даша Жукова, Джулия Ройтфельд. Годовую прибыль в 2009-м некоторые даже приравнивали к доходам, например, модного дома Оскара де ла Ренты за десятилетие. В 2011-м подиум был по-прежнему ослепителен, в runway-list десяток топ-моделей, зал аплодирует. Но на поклон вышла лишь стилист Мелани Ворд. Обрывистым заявлением об уходе и бесконечными догадками о том, что произошло или происходит с Кристофом, закончилось его время в Балмейн. Художник с потрясающей коммерческой жилкой сбежал от fast&furious индустрии. И, возможно, с ним все хорошо. И пускай величина условности будет на 70% в сторону «плюс».

Конечно, в индустрии существуют энтузиасты, которым давление, только стимул для достижения побед. Карл Лагерфельд, считает, что мода сейчас равна спорту: выше, быстрее, сильнее. Если спросить его, какой вид — скорее всего, он ответит, бег. Но и спринтеру нужна иногда передышка и баланс. Дизайнер Карл Лагерфельд повторяет на подиуме часто одну и ту же комбинацию в другом цвете или фактуре. Он безусловный отличник бренда Chanel, а с привлечением таких амбасадоров как Уиллоу Смит, он еще потрясающий коммерческий стратег. Но Карл Лагерфельд-человек всё же заложник образа дизайнера. Оптимизму Рика Оуэнса верится куда больше: «Busy hands are happy hands». Его шоу — это перформанс с четким стейтментом, но от его улыбки чувствуется неподдельность. Аззедин Аллая, как и многие другие  отказался работать в рамках сезонного календаря модной индустрии. Страдает ли его бренд? Да, нет. На коллекции по-прежнему сохраняется хороший спрос. Пост-вундеркинды 2000-х Джонатан Андерсон и Кристофер Кейн верят в здравый смысл. Не в скорость, а в альянс между творческими и коммерческими канонами.

Резко изменить привычную систему не получится. Но и не надо. Ведь когда меняется среда, человеку нужен определенный период для акклиматизации. Оставим fast&furious fashion для таких, как Карл. Но в любом случае нужно помнить, что дизайнер — творческая личность и человек. А последнему крайне трудно долго бороться за выживание в пространстве постоянной конкуренции и требовательных «надо».

Автор статьи: Лида Ветчинова